В одном из рассказов Хемингуэй упомянул о леопарде, замерзшем в снегу на Килиманджаро. Образ получился ярким, немного загадочным: то ли символ — ключ к рассказу, то ли просто тень мысли. Эрнест Хемингуэй не видел этого леопарда. Нашел его и впервые написал о нем немецкий альпинист, миссионер, историк Ричард Рейш.
Но сообщение Рейша прошло незамеченным, а леопард Хемингуэя запоминается сразу. И разве только леопард? В каждом живут десятки образов, созданных писателем: люди, пейзажи, животные, города, целые страны. И образ Парижа был бы иным без «Праздника, который всегда с тобой».
И Испания — реальная, живая — неотделима от Испании Хемингуэя. И Африка, конечно. Зайдет речь об Африке, особенно Восточной, — и поплывут перед глазами места, знакомые по повести «Зеленые холмы Африки». Вспомнится охота, ощущение опасности, сквозящее в каждой строчке рассказов «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» и «Снега Килиманджаро». Вспомнятся суахилийские слова: сафари, шамба.
Африка Хемингуэя — это целый мир. В 30-е годы — повесть, два рассказа, несколько репортажей, очерк «Крылья над Африкой» — реакция на вторжение Муссолини в Эфиопию. В 50-е годы — фоторепортаж, рассказ и последнее произведение об Африке — незаконченный роман-дневник, отрывки из которого опубликованы уже после смерти автора.
Эрнест Хемингуэй предпочитал писать о том, что видел сам
Литературоведы обходят африканскую прозу Хемингуэя стороной или отзываются о ней кратко и не одобрительно. На фоне борьбы и трагедий, столь характерных для лучших произведений Хемингуэя, спортивный азарт «Зеленых холмов Африки» выглядит необычно. Но ведь дорога каждая строчка писателя, особенно если она необычна — вдруг высветит новую черту его характера, новую грань таланта, А здесь речь — о сотнях необычных страниц.
Когда Хемингуэй впервые попал в Африку, он был уже знаменит.
- корреспондентом побывал на Генуэзской и Лозаннской конференциях;
- писал о Чичерине, Литвинове, Красине и Иоффе;
- интервьюировал Клемансо;
- дал убийственную характеристику Муссолини.
Несколько лет он жил в Париже. Объехал почти всю Западную Европу, побывал на Ближнем Востоке. Потом благополучной жизни европейского корреспондента предпочел бедное существование начинающего писателя. Из Америки Хемингуэй уезжал рядовым журналистом, а вернулся известным писателем.
К концу 1933 г. опубликовал три романа, повесть, несколько сборников рассказов. Он купил свой первый дом в Ки-Уэст. Развелся с Хэдли Ричардсон и женился на Полин Пфайффер. У него было трое сыновей. Дружил с Джеймсом Джойсом, Шервудом Андерсоном, Гертрудой Стайн, Скоттом Фицджеральдом. Терял друзей, находил новых.
Эрнест Хемингуэй и Полин Пфайффер
Он воевал и был тяжело ранен, попал в автокатастрофу, пережил самоубийство отца. На несколько жизней могло бы хватить всего этого. А жизнь Хемингуэя еще только шла к зениту. Ему не было и 35 лет.
В Лозанне писатель Хемингуэй познакомился с журналистом Уильямсом Болито Райалом. Они обедали вместе, говорили о политике и политиках. Райал был уроженцем Южной Африки, и, возможно, именно он натолкнул Хемингуэя на мысль о поездке в Африку.
А может быть, Хемингуэю захотелось увидеть Африку, когда он читал роман «Батуала», написанный выходцем с Мартиники Рене Мараном. Это была первая книга негритянского писателя об Африке, награжденная Гонкуровской премией.
Роман появился в 1921 г. и всколыхнул читающий Париж. Вскоре его перевели на все европейские языки. Через год он был опубликован в разрушенной голодной России. Такая книга не могла пройти мимо Хемингуэя, и он написал на нее рецензию, первую в своей жизни.
Звали в Африку и книжки о сафари, обещая приключения и хорошую охоту. О большинстве из них Хемингуэй отзывался неодобрительно, но некоторые ему нравились. Одну он похвалил на страницах «Зеленых холмов».
Когда бы ни появились замыслы, реальные очертания они начали обретать только в 1930 г., когда Гас Пфейфер, богатый дядюшка Полин, предложил субсидировать сафари. Хемингуэй уже думал о ружьях, советовался с друзьями. Но поездку пришлось отложить: в автокатастрофе, одной из тех, на которые так щедра была его жизнь, Хемингуэй повредил руку.
Вернулись к разговорам об Африке в 1932 г. Ружья выбрали, расходы подсчитали. Поездка должна была обойтись дорого, 25 тыс., но дядюшка Гас примерно на такую сумму и рассчитывал. И все же путешествие было отложено. Хемингуэй заканчивал работу, жаловался на глаза. Он простудился на рыбалке и надолго слег. Только в 1933 г. решение о поездке стало окончательным.
Их спутником стал Чарльз Томпсон, которого Хемингуэй описал в «Зеленых холмах» под именем Карла, своего соперника в борьбе за охотничьи трофеи. Они познакомились в Ки-Уэст, часто охотились и рыбачили вместе. Добирались морем. В Момбасу, главный порт Кении, прибыли 8 декабря 1933 г.
Еще два дня ехали до столицы колонии — Найроби. Там обратились в «Танганьика гайдз». Ассоциация эта объединяла охотников, которые сопровождали все сафари по Восточной Африке. С Хемингуэем должен был путешествовать Филип Персиваль, директор Кенийского отделения ассоциации.
Директором Танганьикского отделения был барон фон Бликсен. Персиваль и Бликсен уже прославились охотничьим мастерством, но их ждала и другая известность. Филип Персиваль стал литературным героем. Он выведен в «Зеленых холмах Африки» под именем Джексона Филипса.
В 1933 г. ему было 49 лет, и он был старше всех в экспедиции, поэтому Хемингуэй называл его «Стариком». В своем романе об Африке Хемингуэй тоже писал о нем. Там он дал ему имя «Па». Бликсена прославила его жена, Карен, ставшая известной писательницей. Свою литературную карьеру она начала романом о Кении.
Когда Хемингуэй и его спутники прибыли в Найроби, Персиваль был еще занят. Они погостили немного у молодой английской четы Фаннин и отправились ждать Персиваля к нему на ферму в районе Мачакос. Здесь и началась охота. Сначала охотились на газелей — их было тогда много на равнине Капити, недалеко от фермы.
В конце декабря двинулись на юг, к Танганьике. Караван состоял из двух грузовиков со снаряжением и машины, в которой ехали участники сафари: охотники, следопыты, оруженосцы, прислуга. Заехали в небольшой городок Аруша (совр. столица Танзании), потом повернули к западу.
Хемингуэй очень любил охоту и даже некоторое время был егерем в Африке
Первый лагерь разбили близ кратера Нгоронгоро. Хемингуэю не понравилась охота в тех местах. У него не ладились отношения со следопытом М’Кола. Льва, которого убил Хемингуэй, М’Кола, а за ним и другие охотники объявили добычей Полин. Но главное — он заразился амебной дизентерией, и болезнь страшно мучила его.
Хемингуэй все больше слабел, и его отправили самолетом в Найроби. Там, в госпитале, он написал первый очерк о путешествии. Поправившись к концу января, Хемингуэй нагнал экспедицию. Теперь все приводило его в восторг: вид озера Маньяра, обилие дичи, ландшафт Рифт-Вэли — «долины разломов», тянущейся на тысячи километров по Восточной Африке.
Он часто повторял, что ни одна из книг не дает представления о красоте этой страны. Потом настроение Хемингуэя снова стало падать. Надвигались дожди, а охотиться в спешке он не любил. Томпсон все время обгонял его с трофеями. Отправились на юго-восток, к побережью.
Новый лагерь разбили поблизости от местечка Хандени. Здесь охота пошла лучше, Хемингуэй подстрелил двух антилоп куду. И хотя скоро охотничье счастье вновь отвернулось от него, это было уже не важно. Дичь была в изобилии. В этих местах жили масаи — народ, который очень полюбился Хемингуэю.
Он не уставал любоваться красотой масаев, радоваться их открытому нраву. Здесь писатель повстречал человека, который выведен в «Зеленых холмах» под именем Кандиского. На самом деле его звали Ганс. Он был антропологом — была такая должность в колониальной администрации — и собирал культовые предметы народов банту.
Хемингуэю нравилось все. Теперь он хотел вернуться в Африку, поселиться там, выучить язык, ездить по стране, охотиться. На побережье выбрались в конце февраля недалеко от Танги — небольшого порта на севере Танганьики. Устроили морскую рыбалку. Хемингуэй мечтал порыбачить у берегов о. Мафия, провести зиму на Занзибаре… Но уже надо было возвращаться.
«Зеленые холмы Африки» он начал писать весной 1934 г. в Ки-Уэст. Тогда же отправил в ж. «Эсквайр» несколько очерков о поездке. Работа над книгой шла медленно, но в январе 1935 г. рукопись была готова. Весной книгу начали печатать в ж. «Скрибнере мэгэзин», а осенью повесть вышла отдельной книгой.
Творчество Хемингуэя нравилось не всем. Многие упрекали его за то, что он пишет об охоте в то время, когда в мире так много других, более важных тем. В августе и сентябре 1936 г. появились великолепные рассказы «Снега Килиманджаро» и «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера» (Хемингуэй сказал как-то, что «Снега Килиманджаро» — лучшее из всего им написанного), и критики замолчали.
Хемингуэй назвал «Снега Килиманджаро» своей лучшей книгой
Но почему все-таки охота? Ведь не случайно написал Хемингуэй «Зеленые холмы Африки» — повесть, которую советский литературовед М. Мендельсон назвал «неровной», хотя и не лишенной художественных и идейных достоинств. Хемингуэй ехал в Африку через Испанию и Париж.
В Испанию он попал впервые после провозглашения республики. С головой окунулся в любимую им жизнь: коррида, мадридские кафе, встречи с друзьями. Но за короткое время почувствовал, как неспокойно в стране, и с тревогой предупреждал в одной из испанских корреспонденций: «Трагедия очень близка».
Потом — Париж. Снова Париж… «Париж прекрасен этой осенью», — писал Хемингуэй в «Эсквайр». Но и любимый город встревожил, омрачил: старых друзей не осталось, годы депрессии изменили людей. Ну, а родина, Америка? Америка в тяжелые кризисные годы.
Он поехал в Африку не просто потому, что ему не нравилось в Америке и Европе. Он мог уехать куда-то еще или не уезжать вовсе. Но почему-то всегда получается так, что жизнь художника, казавшаяся друзьям и любимым цепью случайностей, выстраивается потом исследователями в стройную логическую последовательность.
Хемингуэй поехал в Африку в тревожное время, когда грома еще не слышно, но воздух наполнен грозой. Поехал, оставив позади растревоженную Испанию, настороженный мрачный Париж, растерянную Америку, которую кризис и люди превратили «черт знает во что». Душный предгрозовой воздух гнал его из Америки и Европы
Хемингуэй очень любил кошек и содержал их в большом количестве
Хорошим местом стала для него Африка. Наверное, было все — и стремление заполнить свой мир яркими новыми красками, и азарт спортсмена, и передумывание, переоценка жизни. Африканские произведения Хемингуэя пронизаны противопоставлением суетности и бутафории настоящему, истинному.
Каждое движение героев, каждое незначительное слово — ответ на вопрос: ты настоящий? Где истинная ценность, где ложная? Настоящее в Африке Хемингуэя — природа, охота, близость любимой, хорошие книги и люди. Жизнь во всей ее полноте и осязаемости. Та, за которую ему предстояло вскоре воевать.
Но главным в этой жизни для него всегда оставалась работа. Ему хорошо думалось и читалось в Африке. И не случайно именно в африканских произведениях так много размышлений о хорошей и плохой литературе, о писательском труде. Рассказ «Снега Килиманджаро» весь построен на монологе писателя.
В «Зеленых холмах Африки» книги, мысли и разговоры о литературе — постоянная тема, неизменный фон. В повести важен подтекст — радостное, свежее ощущение молодости. Охотничий азарт, соперничество с Карлом. Зачем писал об этом Хемингуэй?
Становится порой неловко за автора: зачем он показал свои мелкие слабости, скрыть которые было в его силах? Но ведь без этого соперничества, построенного, по словам одного из героев, на «первобытных инстинктах», не было бы ощущения внутренней напряженности, динамизма, а без него не было бы и самой повести. Или это была бы уже другая повесть.
…Хемингуэй полюбил Африку. Полюбил так, что, еще не уехав, уже тосковал по ней; еще не уехав, хотел вернуться. Мечтал поселиться в Танганьике, чтобы дети выросли там на ферме. Он вернулся — через 20 лет.
Сначала была война в Испании, потом — Вторая мировая война. Они быстро пролетели, эти 20 лет. Один фронт за другим. Бои, поражения и победы. Болезни и невзгоды. Расставания, утраты — сколько утрат! И встречи. Тяжелыми они были, эти годы, но не печальными, скорее — стремительными. Тогда он писал самое лучшее: романы.
В 1953 г., когда он снова поехал в Африку, ему было 54 года. Но жизнь так круто шла вверх, так рос, разворачивался его талант, что казалось — главное еще впереди. Поездка была решена задолго до того, как состоялась.
Он говорил о ней, когда снимался фильм «Снега Килиманджаро» и когда оказалось, что фильм плохой. Он думал и говорил о ней, когда сын Патрик, женившись, решил поселиться в Танганьике и купил там ферму. Но поехал только в 1953 г., закончив необыкновенную свою повесть «Старик и море».
Иллюстрация к книге Хемингуэя «Старик и море»
Поехал по старым местам — через Испанию и Францию. С ним была его жена Мэри. В Испании они провели весну и лето. Потом через Париж отправились в Марсель и там сели на пароход. Во Франции к ним присоединились кубинский друг Меито Менокал и Эрл Тейзен, фотокорреспондент ж. «Лук». В редакцию этого журнала Хемингуэй обещал посылать репортажи из Африки.
В Кении шло восстание Мау-Мау — крестьянская война за землю и свободу. Момбаса была наводнена солдатами и патрульными. Солдаты и дождь, которым встретил их город, раздражали Хемингуэя. Но дурное расположение духа улетучилось, как только он увидел старого друга — Филипа Персиваля.
Филип не потерял ни капли из своего огромного запаса юмора, хоть и сильно сдал за эти годы. Он встретил их в Момбасе и на следующий день повез к себе на ферму в Мачакос. Там они провели остаток августа, выезжая в Найроби только за амуницией и провиантом. На другой день после их приезда из-за облаков показалась вершина Килиманджаро. Хемингуэй вглядывался, вспоминал, узнавал. Не сразу почувствовал, что он снова здесь, в своей Африке.
В Мачакосе они получили лицензии на охоту — по 1 000 шиллингов каждая. Охотиться им разрешили в районе Каджиадо в 40 милях от Найроби, и Хемингуэй радовался, что их экспедиция была единственной, допущенной в сентябре в эти места. Едва тронувшись в путь, повстречали Дениса Зафиро, егеря округа Имали-Лайтокиток.
Он подкатил к ним в запыленном «лендровере» и предложил охоту на раненого носорога. Носорога они в тот день не застрелили, но успели подружиться. Зафиро был молод. Дело свое он любил. Еще Зафиро любил выпить, и Хемингуэй прозвал его Дж. К. Зафиро стал одним из главных героев романа о втором путешествии, он выведен там под именем Л. Дж.
Их встреча не была случайной. Когда Персиваль предложил Зафиро присоединиться к экспедиции, тот признался, что на это и надеялся и получил санкцию департамента заповедников. Зафиро считал, что рассказы и корреспонденции Хемингуэя привлекут в Кению туристов.
Первый лагерь разбили у сухого русла реки Селенгаи. Здесь Хемингуэй повстречал своих любимцев — масаев. Однажды они пожаловались на нападения льва-мародера и попросили помочь. Хемингуэй провел в их селении целый день. Показывал, какой он отличный стрелок, сбивая выстрелами пепел с сигарет и простреливая монетки. Масаи были в восторге. Потом воины выследили льва, и началась охота. Лев-убийца был наказан.
Экспедиция двинулась к болотам Кимана у подножья Килиманджаро. Там задержались надолго. Мэри 17 дней охотилась за львом — ей хотелось самой застрелить его. И она победила. Эта охота и прекрасные дикие места у болот Кимана подробно описаны в романе. Последний лагерь разбили у оз. Магади. Отсюда вернулись в Мачакос. Мэри осталась писать статью о поездке в Испанию, а Хемингуэй отправился самолетом в Танганьику — навестить сына. Когда он вернулся, снова поехали в Каджиадо и провели неделю у Зафиро.
И тут началось самое интересное. Денису надо было срочно уехать, и вместо себя он оставил Хемингуэя. Писатель стал егерем местечка Кимана. Он исполнял свои обязанности ответственно, с гордостью. Разбирал ссоры и жалобы масаев, бродил с копьем по окрестностям, охотился на леопарда-мародера (эта охота тоже описана в романе), выслеживал стадо слонов, вытоптавших поля по соседству.
Однажды он собрал ораву мальчишек и целый день учил их водить машину. В другой раз привез нескольких девушек камба в Лайтокиток и купил всем им платья в подарок к Рождеству, а потом устроил для них шумный праздник. На Рождество собрались африканцы со всей округи. Были пляски, барабаны, пиво, веселая кутерьма.
Хемингуэй любил общаться с местными жителями Африки
Так шли недели. Это была та самая неторопливая жизнь, о которой он когда-то мечтал. Но всему приходит конец. Мэри хотелось посмотреть на Африку сверху, и Хемингуэй преподнес ей воздушное путешествие в качестве подарка. В середине января они полетели из Найроби в Конго и Уганду.
От Найроби направились на юго-запад. Посмотрели на Викторию-Нил, на Мерчисонский водопад и решили было возвращаться. Но тут случилась авария. Самолет приземлился в безлюдной местности. У Мэри были сломаны ребра. Хемингуэй вывихнул руку.
Спас их катер, проходивший по реке. Появлялся он в тех местах раз в месяц, и это было чудом, что в тот день он оказался там. На катере добрались до деревушки Бутиабы. Там их ждал другой самолет. Но, видно, Хемингуэя преследовал рок: на взлетной полосе самолет загорелся. Они едва спаслись.
На машине добрались до Энтеббе, а оттуда, снова самолетом, но уже без приключений до Найроби. Только там они смогли подлечиться и прийти в себя. Хемингуэя развлекло чтение некрологов, помещенных в журналах и газетах в связи с его мнимой гибелью. В Найроби он написал яркий, полный юмора и сарказма рассказ о своих злоключениях — «Рождественский подарок».
Эрнест Хемингуэй и его жена Мэри
Немного оправившись, Хемингуэй и Мэри решили устроить рыбалку в Шимони на побережье. Эрнест Хемингуэй был так слаб, что не мог рыбачить. Тогда они решили не искушать судьбу и следующим пароходом отправились в Венецию. Вернувшись домой — теперь они жили в Финка-Вихии на Кубе — Хемингуэй не смог засесть за работу. Весну и лето 1954 г. ему пришлось лечиться и отдыхать.
«Африканский дневник» он писал с осени уже Нобелевским лауреатом. На бумагу ложились дневниковые записи — описание путешествия. К весне 1955 г. он написал около 450 страниц. Часто отвлекался, но работал быстро, и в середине 1956 г., когда рукопись была отложена, она насчитывала 850 страниц. Что же это за роман? Продолжение «Зеленых холмов»? Или другое, новое произведение?
Многое в «Африканском дневнике» напоминает «Зеленые холмы Африки»: имена героев, сцены охоты, пейзажи. Даже построение романа почти такое же, «Африканский дневник» писал тот же писатель, только более опытный. Но человек это был другой. Отличие почти неуловимо, оно — в интонации, в настроении. Чуть иное отношение к людям, чуть иные мерки, критерии.
«Африканский дневник» — произведение, написанное немолодым, много пережившим и передумавшим человеком. Он не изменил себе, но стал мудрее, проще. В романе меньше задиристости, вызова, исчез дух соперничества. Он по-прежнему любуется природой, но это не откровение новичка, которого поражает все увиденное.
Это спокойное, раздумчивое любование старожила, который знает каждый куст, характер каждого зверя. Он не чужой в этих местах. Он здесь не просто потому, что ему так нравится, а потому, что у него есть дело. Ему неприятно вспоминать, как он охотился когда-то на гепардов только для того, чтобы сделать из их меха пальто для Полин. Теперь все иначе.
Он по-прежнему любит показать свое умение, но не для того, чтобы превзойти других, а чтобы научить их, помочь. Помогает масаям убить льва-убийцу, в Лайтокитоке помогает камба избавиться от леопарда-мародера. Он показывает боксерские приемы молодым парням — ружьеносцам.
Учит охотиться Мэри, охотиться по-настоящему, не так, как «лжеспортсмены и их жены». И относится он к Мэри иначе, чем к Полин. Он бережет ее — Мэри. И уважает принципы, и понимает ее боль.
Полин когда-то наслаждалась триумфом, который устроили африканцы в честь ее победы над львом, а ведь она знала, что льва убил Хемингуэй. А Мэри, убив льва, не верит, ее надо еще заставить поверить, что это сделала именно она. Она думает, что ее обманывают, чтобы утешить, и страдает от этого.
Да, «Африканский дневник» писал другой человек. В романе есть что-то от спокойной и грустной нежности «Праздника, который всегда с тобой». Только рассказ о Париже овеян дымкой воспоминаний, а «Африканский дневник» написан о настоящем.
Но настрой книги так же раздумчив и лиричен. Раньше Африка была для Хемингуэя страной охоты, страной молодости, где побывал он на далеком перепутье своей жизни. Теперь она приблизилась, стала почти родной. Там живет его сын, там ждут друзья. Туда всегда можно поехать — купить билет и сесть на пароход.
Он собирался ехать летом 1956 г. — показать охоту на крупного зверя своим испанским друзьям. Но оказалось, что все уже не так просто. Он еще не чувствовал, что это его последние годы, а болезнь подбиралась. В Африку не пустили врачи. Страна, созданная писателем. Похожа ли она на ту, что существует в действительности? Или это совсем другая страна — плод воображения?
Хемингуэй всегда писал лишь о том, что видел сам, что сам перечувствовал. Но африканские произведения его особенно поражают документальностью. Картины природы, например, нарисованные его пером. Читаешь — и кажется, что не взгляд писателя, а объектив кинокамеры плывет по дороге.
Кажется, доведись попасть в эти места, сразу узнаешь их, вспомнишь, а если нет, долго будешь мучиться ощущением, что уже бывал здесь, — настолько точны и зримы пейзажи. Хемингуэй предпочитал ходить пешком и во время охоты прошел не одну сотню миль по Восточной Африке.
Наверное, поэтому даже самые глухие уголки, такие как болота Кимана, обрисовал он просто и документально точно. Чудовищ в лесу, запечатленном Хемингуэем, не было. Он поселил в нем только тех, кто жил там на самом деле.
Эрнест Хемингуэй и его дети
Хемингуэй создал «абсолютно правдивую книгу», как обещал в предисловии к «Зеленым холмам Африки». В ней все правда. Но правда не обезличенная, а его, хемингуэевская, окрашенная своим чувством, увиденная по-своему. В повести «Старик и море» есть один образ.
Незаметной ниточкой проходит он через всю книгу, придавая ей особый оттенок. Длинные золотистые берега и белые отмели. И львы, которые выходят на отмели по ночам. Это Африка. Такой она снится изредка Старику, потому что когда-то плавал он юнгой к ее берегам.
Мог ли человек, создавший этот образ, писать Африку просто точно, а значит — холодно? Нет, он писал ее с любовью, временами восторженно. И картины от этого дышат теплом и жизнью. Но страна — это не только природа. Это люди, проблемы.
В Африке Хемингуэй попал в колониальный мир, мир, разделенный не только социальными, но и расовыми перегородками. Каким он увидел его? Важно понять это. Хемингуэй был не только большим художником, но и просто честным человеком, и понять его видение — значит понять отношение к Африке лучшей части европейского общества в колониальные времена.
Хемингуэй не исследовал жизнь восточноафриканских народов, не занимался изучением их проблем. Он не писал о колониализме. В Африке его темой была природа и охота, потому что он приезжал туда охотиться. Но охота сводила его с людьми, а люди — это уже проблемы.
Это были разные люди: белые и черные, мужественные и трусливые, веселые и печальные, простые и напыщенные — те, для кого Африка была домом, и приезжие. Но о приезжих — чете Макомберов, Гарри из «Снегов Килиманджаро» — написано много. Их проблемы к Африке отношения не имеют. В рассказах Африка — лишь фон, декорация. Другое дело — те, кто живет здесь всегда.
Ну, а как же относится к африканцам сам писатель? Африканцы не участвуют в разговорах, ведь они не могут поспорить о литературе, порассуждать о том, где лучше жить — в Европе или в Африке. Они — прислуга, и на привале барьер между прислугой и белыми охотниками не нарушается. Хемингуэй не спешит расспрашивать африканцев об их жизни, сочувствовать им или помогать.
Но вот приходит утро, начинается охота, и все меняется. Отношения с черными охотниками, оруженосцами, следопытами наполняются оттенками. Они развиваются, налаживаются или портятся, как если бы это были отношения с европейцами. Ружьеносцу М’Кола Хемингуэй чем-то не понравился.
Дважды они ссорятся, каждый раз из-за неаккуратности или недоброжелательности М’Кола: то он не почистил ружье, и оно заржавело, то нес его со взведенным курком. Но постепенно появляется доброжелательность, понимание. На охоте они понимают друг друга с полуслова. Теперь М’Кола подшучивает над Хемингуэем, а Хемингуэй — над М’Кола, и обоим это приятно. А это уже — дружба.
Вот, оказывается, в чем дело! Хемингуэй не мыслит абстрактными расовыми понятиями. Качества, которые важны для него в людях, имеют непреходящую и общезначимую ценность. Хемингуэй считает, что только в работе может раскрыться душа человека, кто бы он ни был. И если ты не узнаешь душу человека или народа здесь, то изучать ее где-то и как-то еще — бесполезно.
Он изучает африканское общество свысока, так, как изучала его колониальная наука: собирает статуэтки, запоминает танцы. Но для Хемингуэя африканцы не предмет этнографического интереса.
Для него равны все, кто хорошо делает свое дело, особенно если дело это — охота. А изучать тех, кто тебе равен и приятен, смешно и странно. С ними можно соперничать в умении и ловкости, просто дружить. О них нужно писать.
Вот поэтому у каждого африканца в романе (как и у белого) не только свой характер, свое лицо, но и своеобразная «профессиональная» характеристика. Друпи, например, «прекрасный охотник и непревзойденный следопыт». Шофер Камзу — «отлично знал свое дело».
Хемингуэй не противопоставлял себя африканцам. Чувство человеческой общности обострилось у него во время второй поездки. Тогда он начинал даже противопоставлять себя европейцам. Хемингуэй лишен чувства расового превосходства и не делает скидок на цвет кожи. Нет превосходства — нет и снисходительности, и Хемингуэй, когда пишет о тех, кто ему неприятен, не смягчает выражений.
Хемингуэй не избежал все же общих мест. С какой трогательной и одновременно избитой наивностью восторгался он скотоводами — масаями! Второе сафари Хемингуэя пришлось на разгар восстания Мау-Мау. Восстание длилось 4 года — с 1952 по 1956 г. Крестьяне — в основном из народа кикуйю — с оружием в руках боролись за независимость и за землю, отобранную белыми поселенцами.
Против партизанских отрядов были брошены регулярные части английской армии, авиация, местные армейские соединения, набиравшиеся из тех, кто не поддержал восстание. По первому подозрению в сочувствии к восставшим африканцев подвергали арестам, пыткам, расстреливали без суда и следствия. Десятки тысяч кикуйю были заключены в концлагеря.
Колониальная администрация и поселенцы пытались заставить весь мир поверить, что восстание — рецидив варварства, в котором пребывали, по их мнению, африканские народы до прихода белого человека, попытка уничтожить завоевания цивилизации в стране.
Колониальная пресса трубила о зверствах, чинимых восставшими, о том, что опасность грозит всем и каждому. В стране объявлено было чрезвычайное положение, центральные районы, охваченные восстанием, были закрыты. Разобраться, что же происходит в действительности, было трудно.
Хемингуэй не увидел восстания — ведь ему разрешили охотиться только в Каджиадо — пустынном районе на юге Кении, населенном масаями. Но все же не мог писатель не сказать о восстании ничего, не выразить своего отношения, хоть и остался верным своему принципу — писать лишь о том, что видел сам.
Хемингуэй пишет о восстании мало, потому что не знает его и понимает, что узнать не так просто. Он высмеивает тех, кто берется судить, не дав себе труда и времени разобраться. Писатель относился к восстанию всерьез.
Он называл его войной и предрекал, что это серьезная война, что она будет длиться долго. Какой интуицией и мужеством надо было обладать, чтобы писать так в стране, охваченной истерией, в дни, когда вся мощь английской военной машины была брошена против восставших.
В странах, где побывал Хемингуэй, многое изменилось. Вот потому иногда кажется, что Африка, созданная писателем, не отражает картины, существовавшей на самом деле. Но ведь нельзя забывать, что Африка Хемингуэя — литературная страна. Добрая и красивая страна у подножья великой горы.
